«Москва – Петушки» и другие произведения - Венедикт Васильевич Ерофеев

Как им угодно! Я же говорил, что это чрезвычайно странные люди…

Они никак не могли представить себя в положении подсудимых и калек… А ребенок?.. Что же будет с ребенком?.. Ведь не обязан же он отвечать за буйство своего родителя!

Александра Мартынова действительно так выражалась. «Поклонники» утешали ее: вашему супругу за колючей проволокой гораздо приятнее… к тому же сбылись ваши давешние мечтания… начало нравственной свободы… а стало быть, пружинный матрас и жизненные утехи… фу, как очаровательно, Сашенька…

Сашенька казалась неутешной. Она одна виновата… Она и не предполагала… Супруг вернется через три года и зарежет ее… Это уже ясно как день… А в этих благодетелях совершенно нет сострадания… Тянутся к матрасу… точно клопы… Ух, как она их ненавидит!

Она даже ножкой притопнет – вот как она их ненавидит!

Все это слишком уж было чувствительно. И я решил «удалиться».

Несколько странно смотрел на косы и «вдовьи» плечи: ничего не поделаешь… раз виноваты, так уж, конечно, виноваты… да нет, не холодно, а то там у вас – «поклонники», духота… во-о-от, видите, как хорошо, – даже заулыбались оба… а он таки вас прирежет… и вообще эта самая жизнь – вещь недурная… ну что вы, непременно ее, мы даже имя вместе изобрели… это даже в некоторой степени знаменательно… будущее вашей фамилии…

Да ну вас, не люблю это я что-то трогательное… Помните, как-то в июнь – под дождем смеялись и очаровательный сосок… В общей сложности – пятьдесят лет… а подставляли грудь, словно… И вообще – слишком уж веселая вещь этот «июнь»… А что касается супруга – так этого вам никто не простит… И поделом… Читайте «Евангелие»… дочь, непременно дочь!.. Прощайте.

28 октября

〈В дневнике несколько пустых страниц〉

31 октября

Незаметно смиряюсь.

Раньше меня обнадеживала довольно странная вещь: мне почему-то казалось, что в пятьдесят седьмом году не может быть никакой осени… Вчерашний день убедил-таки меня, что так оно и есть…

Я как будто задремал…

Проводил аплодисментами все происшедшее, а вызывать на бис не собираюсь…

1 ноября

«Сегодня случилось одно незабываемое событие. Тот самый Ерофеев, который всегда приходил в нашу комнату, пришел немножко пьяный и взялся рассуждать. Все, которые у меня сидели, человек десять, стали смеяться над его идейками и спорить. Я, конечно, не принимал никакого участия, а только слушал… А потом, когда все разошлись, я долго не мог заснуть. Переворачивался с боку на бок и все думал и думал: „Ну для чего я живу, для чего это я переворачиваюсь?“ Повторял до двух часов ночи все, что я услышал, и про себя смеялся… В конце концов не смог улежать и вот теперь на кухне пишу дневник. Теперь я уже знаю свою цель: я не буду, как другие, слепо подражать Ерофееву, но буду читать, читать и читать. Это для меня теперь самое главное. И все, что я смогу сделать в этом деле, о котором говорил Ерофеев, я все сделаю. Но для этого – читать».

(«Дневник» В. Я., 15-е окт.)

«…я немного сошелся с Ерофеевым; я и раньше много о нем слышал от Кузнецова, но он превзошел все мои ожидания. Все его разглагольствования я хоть разбить и не могу, но я чувствую, что все это не по мне. А когда он играл вторую сонату, то слушал с удовольствием. А ведь раньше я ничего не понимал…»

(«Дневник» Mux. Мир., 3-е окт.)

«Если он серьезно говорит, что у меня есть талант, то этим я обязан только ему. Если бы игра судьбы не занесла этого непонятного человека в нашу среду, вряд ли я бы стал писать…»

«…и мне не понравилось только то, что, когда начался серьезный спор между „вольнодумцами“ и „благонамеренными“, Венедикт, от которого мы все ожидали решительного слова, все свел к какой-то шутке…»

«…боюсь, что, когда Венедикт уедет, будет все то же самое; и я буду тем же самым…»

(«Дневник» В. Гл., 8, 8, 24 сент.)

«…Зина назвала Венедикта Дон Кихотом, Обломовым и Иудой. Я за это обозвал ее дурой и больше в тот вечер с ней не разговаривал…»

«…О! Теперь я знаю, что мне делать, где я нужен! Вот где истинное мое призвание! Тысяча благодарностей будущему собаке-МГБ-шнику! А разве я жил до этого?..»

(«Дневник» К. К., 11-е, 20-е окт.)

2 ноября

Антонина Музыкантова подошла крадучись.

В 10 часов вечера сидели, смиренные.

В 11 – погрузились в часовое молчание.

В 12 часов ночи озарило.

И к утру протрезвел.

3 ноября

Как раз это очень важно!

В другой раз я, может быть, не обратил бы на это никакого внимания. Мало ли что может присниться во сне!

Да и действительно – мало ли…

Снилось мне, например, на прошлой неделе, что я с солнышком разговаривал. Его хоть и не было нигде, а я все равно разговаривал. Честное слово.

А в другой раз приснилось мне, будто бы сразу вдруг никого не стало. Совершенно никого не стало. И каждый ко мне подходил и спрашивал: «Почему это меня нет?» А я как будто бы глухонемым притворяюсь и каждого переспрашиваю: «А?» И так это смешно мне было. Я даже во сне смеялся.

Мало ли что мне снилось… Так это ведь все на прошлой неделе было. А в этот раз совсем не то… вовсе не то…

Было что-то важное… А что важное – я и теперь понять не могу… Вернее, вспомнить никак не могу. Со мной это часто бывает: во сне гениальные догадки делаю, а как проснусь – забываю… помню только, что было что-то гениальное, а что – никак не могу вспомнить…

Так вот и теперь – пустое ощущение важности… и ничего сколько-нибудь определенного. И от этого самого – бесчувственно хорошо: может, это и действительно настолько важно… может, я и в самом деле лишаю мир еще одной необходимой истины… тем самым лишаю, что насильственно держу в голове эту самую… неопределенность.

Да ведь я и сам хочу узнать, что это…

А вот возьму – и не буду знать!.. И хотеть не буду! А ведь я могу… могу… одно маленькое, крохотное напряжение мысли… памяти… – и все!.. Но ведь это незачем… это ведь страшно необходимо, и мне самому это необходимо… а зачем это мне?.. это же вовсе не нужно…

Я вот даже плакать буду над тем, что это не нужно…над собой буду плакать…над тем, что я ничего не могу, хотя стоит мне только захотеть… но ведь я и не хочу, чтобы мне хотелось… Я вот и над этим плакать буду!..

Может, это как раз и есть то «важное»… Может, это неприятное удовольствие, которое меня охватило, и есть то самое, что мне хотелось узнать… и что снилось мне…

Но зачем мне это знать?.. зачем?..

7 ноября

Гражданка, отойдите вправо! Я не вижу, кто кого бьет! Она его или он ее? Ах, он ее! За что же это он ее? Это, наверно, от скуки! Ну конечно, это от скуки!

То есть как это: никто никого не бьет? Разве ж вы не видите? Ах, лобзаются! Ну да, ведь они лобзаются! За что это он ее? Ведь и в самом деле – он ее! Это, наверно, так просто, скучно им! Да и действительно скучно!

Ну, почему вы так думаете? Разве же можно – наедине? Наедине никак нельзя! Его не видно, но ведь он здесь! А она – вон, видите, и слева, и справа, – везде она! И вон там, в отдалении – тоже она! А он здесь совершенно не нужен! Он только на минутку показался и сразу…

Ну гражданочка, отойдите же, ради бога! Я ничего не вижу!..

11 ноября

Вот как будто бы и все…

12 ноября

〈В дневнике несколько пустых страниц〉

13 ноября

Я хорошо понимаю, что приближающаяся станет очередной жертвой кирилловского опьянения… И хоть я уже ясно различаю выступающую из троллейбусного мрака, я отворачиваюсь и с нетерпением ожидаю…

– Гррыжданка! Рразришите прредставиться… Извините, что я не в своем обнаковенном виде…

Почти не оборачиваясь, я